В книжке 430 страниц, и это только избранное. Много же накатал этот человек – поэт по профессии!
Полистала жёсткие, пожелтевшие страницы ... множество стихотворных строчек, а зацепиться не за что: каждое стихотворение – сдержанно-пафосное откровение поэта, обласканного сталинской властью.
Поискала стихотворение о любви, которое было единственно любимым мной во всей асеевской поэзии, нашла, прочла – "Я не могу без тебя жить! Мне и в дожди без тебя – сушь ..., мне и в жары без тебя – стыть, мне без тебя и Москва – глушь". Ах, какие замечательные строчки! Помню их до сих пор!
Из-за них я держала в своей библиотеке этот сборник Асеева, хотя собиралась его выбросить, как только узнала о его подлом поведении в отношении Марины Цветаевой и её сына Георгия.
Сначала этот трус, приспособленец и карьерист предал Марину Ивановну, когда она в Чистополе и в Елабуге страшно бедствовала, затем предал её сына Георгия, когда мальчишка после гибели матери остался совсем один-одинёшенек.
Перед смертью Марина Ивановна написала Асееву записку:
"Дорогой Николай Николаевич! <…>
Умоляю Вас взять Мура к себе в Чистополь - просто взять его в сыновья - и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю.
У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи.
В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам, берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает
А меня - простите. Не вынесла.
М.Ц.
Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы он жил у вас.
Уедите - увезите с собою.
Не бросайте!"
Георгий прожил у Асеевых десять дней, потом Асеев определил его в детский приют.
Ариадна Цветаева считала, что именно Асеев, отказавший её матери в помощи, стал причиной её смерти.
Она писала Пастернаку: "Подумай об этом, вспомни Чистополь и Елабугу и как мама приехала к Асееву за помощью и, вернувшись, покончила с собой.
Для меня Асеев — не поэт, не человек, не враг, не предатель — он убийца, а это убийство — похуже Дантесова".
Уже закрывая книгу, я прочла кусок из какого-то длинного стихотворения:
Знать, недаром на свете живу я,
если слёзы умею плавить,
если песню сторожевую
я умею вехой поставить.
Пусть других она будет глуше, -
Ты её, пригорюнясь, слушай!
Нет, г-н Асеев, и пригорюниваться я не буду, и слушать вашу "песню" не буду, да и читать остальные ваши многоэтажные сочинения тоже не буду, хотя они и талантливо написаны.
Легко писать о гипотетической любви к человечеству и "плавить слёзы", выжатые из себя ради статуса, комфорта и видного положения в обществе. Отдельно взятый человек не котируется в многократно воспетой асеевской любви к человечеству, масштабы не те.
Даже то, что Асеев всё-таки прочувствовал себя виноватым перед Мариной Ивановной и замаливал вину в церкви перед иконами, не меняет моего к нему отношения. Как сказал Высоцкий - "с ним как с предателем!"
Сборник стихов Асеева я выбросила.
Не понимаю только одного: как эта книжка, всегда стоящая на полке во втором ряду, выбилась в первый? Неужели сама поняла, что её время прошло?
