Мимо этой картины трудно пройти и не заметить. И не потому, что она большая по размерам и красочная, а потому что необычна по сюжету. Сюжет настолько привлекает внимание, что уже не до любования живописными достоинствами полотна, хочется просто разглядывать фигуры, чтобы понять, что, собственно, происходит.
На первый взгляд всё ясно. Изображены двое – молодая женщина и измождённый узник. Судя по названию картины, это дочь и отец. Женщина, похоже, имеет грудного ребёнка, но почему в тюрьме она кормит грудным молоком отца - взрослого мужчину? Понимаю, Рубенс изобразил какую-то неизвестную мне историю, и хочется узнать – какую.
Оказалось, что художник живописно иллюстрировал легенду римского писателя Валерия Максима о Кимоне (Цимон) и его дочери Перо. Легенда гласила, что отца молодой римлянки по какой-то серьёзной провинности бросили в темницу и приговорили к смерти от голода.
Испросив у властей свидания с отцом, дочь застала его в состоянии сильного истощения и слабости. Молодая женщина, ведомая любовью, состраданием и божественным провидением, поднесла грудь к губам отца. На картине видны изумлённые (даже ошалевшие) глаза узника, который уже был близок к смерти, и вдруг, о, радость, ему дали испить животворящей влаги! Милосердие дочери вселило в отца жизнь, и он не умер.
Власти, потрясённые дочерним подвигом, отцелюбием и выполнением долга, смилостивились и освободили узника.
Лицо молодой женщины на картине выражает покой и надежду (что отец не умрёт), и радость, что она успела, и отец ещё в состоянии сделать глоток. Картина наполнена целомудрием и высокой духовностью и не вызывает никаких крамольных мыслей, только сострадание к узнику и восхищение поступком дочери.
Чего я не могу сказать о другой картине Рубенса на эту же тему. Называется она "Кимон и Перо", написана через 18 лет после "Отцелюбия римлянки". Находится в художественном музее Амстердама Рейксмюсеум.
Не знаю, что побудило Рубенса повторить сюжет первой картины, но изобразил он дочерний долг Перо странным образом. Трудно поверить, что изображённые дочь и отец проявляют друг к другу родственные чувства. Старец, закованный в ручные и ножные кандалы, похоже, страдает от другого голода. Его губы сладострастно охватывают грудь молодой женщины, а на её лице выражение наслаждения от процесса.
Понимаю, мои слова звучат не очень духовно и даже кощунственно, но, чесслово, в этой картине нет тех высоких чувств, что ощущаются в "Отцелюбии ..." В этой нет ни сострадания, ни милосердия к умирающему, да и сам умирающий не вызывает сочувствия. Да и не похож этот сытый, упитанный и целлюлитный старикан на умирающего. А кандалы на его руках-ногах, темница и прочий антураж ... ха-ха, мазохисты существовали ещё задолго до Захер-Мозоха!
Не знаю, что говорят об этой картине искусствоведы, но мне она представляется аллегорией на жизнь самого Пауля Рубенса, то есть Кимон - это Рубенс, а Перо - юная супруга художника. В год написания картины Рубенсу было уже 53 года, и в этом же году он женился на 16-летней девушке. Интимные переживания, связанные с молоденькой женой, вдохновили художника на создание многих портретов и зарисовок с жены эротического плана. Рубенса мучила жестокая подагра, которая сковывала его руки и ноги (кандалы на руках и ногах) и грозила невозможностью заниматься живописью (любовью). Не в этом ли двусмысленность изображения?
Если кто-то усмотрит в картине "Кимон и Перо" такие же высокие чувства, как в "Отцелюбии римлянки", я, конечно, буду рада за душевную целостность этого человека, но сильно удивлюсь: целомудрие ли это у него или ханжество?
Или имя Рубенса настолько знаменито, что его можно только восхвалять? Хотелось бы, но не получается.
