Участники этого литературного шоу Вениамин Смехов, Евгения Симонова, Евгения Крегжде.
Почему шоу?
Потому что эта передача, на мой взгляд, насмешка над Мариной Ивановной. Читали её стихи вслух с театральной декламацией, чуть ли не с мелодраматическими жестами, как в немом кино, сновали туда-сюда по сцене (Симонова-Ася, Крегжде-Марина), разбрасывали по полу листы с прочитанными стихами ... как мусор, как отработанный материал. Актрисы очень старались вызвать почтение к Марине Ивановне и ... переусердствовали. Я не поверила в их чувства к Цветаевой.
Не скажу этого о Смехове. Он был сдержан и полон величия к личности Поэтессы. И стихи читал задушевно и даже с затаённой болью. И, хотя он тоже бросал листы на пол, но делал это с видом сожаления: словно вот так отказывали Марине Ивановне в признании её современники.
В анонсе к передаче было написано, что участникам композиции "... удалось создать главное - хрупкий, бесконечно лиричный, пронзительно откровенный и вместе с тем мощный поэтический образ величайшего поэта в истории - Марины Цветаевой".
Я совсем не увидела этого "хрупкого и бесконечно лиричного", был мощный марш-бросок в направлении Марины Ивановны и такое же маршевое чтение её стихов, вот про это сказано правильно - стихов "пронзительно откровенных".
Симонова и Крегжде на пару читали знаменитое стихотворение "Ты стол накрыл на шестерых", стихотворение, от которого переворачивается сердце. Его потрясающе читает Светлана Крючкова, а эти актрисы ... они читали, как дети на детсадовском празднике - громко, с выражением, выделяя голосом и интонацией не главные, а второстепенные слова ...
Общее впечатление от передачи ... стало страшно грустно.
Понимаю, актёры хотели как лучше, их бодрость указывала, что у Марины Цветаевой день рождения, а не день памяти, но именно это наигранное воодушевление вызывало моё душевное отторжение.
Я слушала доносившиеся с экрана голоса, и мне было горько от того, что в праздник дня рожденья почему-то не ощущалось радости. Думалось о том, что прошло уже 76 лет после того страшного дня в Елабуге.
Марина Ивановна умерла в полном одиночестве, во цвете лет, в невыносимом отчаяньи, и никто, ни-кто из литературной братии (да и просто знакомых) ей не помог, не поддержал, не ободрил, не подставил плечо, не ощутил сердцем, что женщина, не поэтесса, а просто женщина, на краю пропасти.
Даже сыну Георгию мать была неинтересна, он отрицал её гениальность, интересовался лишь собой. Сын был для Марины, как свет в окошке, но и он не поддержал её, не почувствовал её душераздирающей, молчаливой боли. В предсмертной записке Марина Ивановна просила поэта Асеева позаботиться о сыне, а тот не выполнил просьбу матери.
Цветаева всю свою жизнь нуждалась в любви, искала её, мучилась без неё ...
"Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви."
Она ощущала себя поэтом от Бога и желала, чтобы это поняли другие. Теперь её возвеличивают по заслугам и называют великой русской поэтессой. И слава богу! Дождалась признания и слов восхищения, которых ей так не хватало при жизни! Но знает ли она об этом ТАМ, в чёрной бездне, доходят ли до неё нынешние поздравления и восхваления?
Возможно, устроители вышеупомянутой литературной композиции слишком буквально поняли строчки Марии Ивановны из "Бездны":
"- Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру".
