Читаю неторопливый, правдивый (сердцем чую, что так) рассказ Труайя о поэтессе и киваю головой каждой странице в знак согласия. Да, да, да, и я так думаю! И теперь недоумеваю, почему не хотела признаться себе в этом раньше, когда легко отмахивалась от стихов Марины, как далёких от настоящей поэзии.
Я помню слова Николая Гумилёва, что поэзия должна быть изящной, вспоминала классически-ровные стихи Ахматовой ...да что там, с Пушкиным сравнивала! И не хотела понять, что поэт "Каждый пишет, как он слышит,
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить."
В этом гениальность Марины Цветаевой. Она ни под кого не подстраивалась, была сама собой, была предана истинному слову. Отдаваясь под власть звучавшей в ней внутренней музыки, она выработала свой стихотворный стиль, форму, рифмы ... "Указующее для неё - слуховая дорога к стиху: слышу напев, слов не слышу. Слов ищу".
Этот дар хорошо понимал Борис Пастернак, и совсем не понимал Максим Горький. Пролетарский писатель, прозаик, он не понимал подобного опьянения словами (забыл о своём "Буревестнике") и находил поэзию Марины кричащей и истеричной. Как и я когда-то. Но всему есть свой срок, и то, что сначала отвергалось, в свой срок становится понятным и близким.
Я тоже не хотела признавать в Марине её глубины, её внешнее и материальное я выставляла на поверхность и тем самым отвергала её - как поэта, как женщину, как мать, как друга, как необычно сильную натуру. От таких людей люди отмахиваются, говоря, что они "не от мира сего".
Да, всему своё время, вот и ко мне пришло время узнать Марину Цветаеву близко. Узнать, но не полюбить, до любви ещё далеко. А пока что ... я её сильно жалею. Как там по-русски, жалеет, значит, любит? Не знаю, мне надо ещё привыкнуть к ощущению, что в моё сердце (к безраздельной любви к Пушкину и Ахматовой) робко стучится и беззащитно-гениальная поэзия Марины Цветаевой ...
Я прочла уже больше половины книги, читаю медленно, с удовольствием, и, как обычно, с карандашом в руках; но, если раньше я выписывала свои заметки на отдельных листочках (в тетрадку, в блокнот), то сейчас усердно подчёркиваю прямо в книге и пишу ключевые слова на полях ...
Сейчас пролистала книжку и удивилась этому. Я всегда благоговейно относилась к книгам, даже страницы перелистывала осторожно, на переплёт дула, касалась нежно, как к ребёнку, а сейчас ... разрисовала книжку пометками вдоль и поперёк, где по линейке, где волнисто и на полях жирные восклицательные знаки (вопросительных нет, ибо согласна).
О нежности к книге я не думала, главным было записать умную мысль, поразившее слово, пригвоздить карандашом мелькнувшее впечатление ... Страниц не жалела, вся книжка стала для меня большой записной книжкой. Закрываю её, чтобы передохнуть от вороха информации, а с обложки глядит лицо Марины, и она словно спрашивает меня: "Ну хоть ты-то поняла меня!?"
Поняла, Марина Ивановна..
Ровно год назад я прочла дневники сына Цветаевой - Георгия. 15-летний мальчик подробно и обстоятельно описывал каждый день своей жизни после приезда (его и матери) в СССР. Я начала читать дневники в надежде узнать какие-нибудь подробности о Марии Ивановне от сына, но он мало писал о матери, но и по редким фразам я почувствовала (ещё не знала наверняка), как нелегко было жить этой гениальной, одинокой, открытой всеми ветрами женщине. Не только в СССР, вообще!
Помню горячие споры на уроках литературы о том, лишний ли человек Онегин, Печорин, Чаадаев ... Теперь к списку лишних я прибавляю Цветаеву, Пастернака, Булгакова ...
Есть выражение: "Нет пророка в своём отечестве". Это о том, что люди не верят в талант и гениальность человека, находящегося рядом, потому что всё замечательное (мудрое, умное, правильное) по их мнению, не здесь и сейчас, а где-то далеко от них.
"Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстоянии."
(Есенин)